Статья / Философия / О философии / Феномен настроения
Феномен настроения
Феномен настроения
Феномен настроения: пути к осмыслению
онтологически самое далекое, неузнанное
и в его онтологическом значении
постоянно просмотренное.
М. Хайдеггер
Постоянно делая употребление из выражения «мир» в обыденной и научной жизни, мы держимся в определенной понятности того, о чем говорится, но не задумываемся о самом феномене мира — мир знаком всем и каждому, испытывается нами и без знания о том, что же он такое. Как ни странно, в гуссерлевской феноменологии, которая провозгласила своей целью борьбу с наивностью и прояснение всего самопонятного, мы не находим сколько-нибудь проработанной феноменологии мира. Сказанное можно отнести даже к учению о «жизненном мире».
Это тем более примечательно, поскольку собственная сфера феноменологического исследования задается Гуссерлем путем ее отграничения и даже противопоставления «миру». Конечно, у Гуссерля речь идет не о мире вообще, а о «мире естества», «объективном мире», но можно ли говорить о прозрачности рассматриваемых феноменов (а далее также и феноменов «окружающего», «жизненного» или «интерсубъективного» мира), не прояснив прежде смысл мира как такового? И не это ли является причиной многочисленных парадоксов, с которыми сталкивается гуссерлевское учение? Противопоставляя мир и сознание, Гуссерль получает парадокс «человеческой субъективности», которая конституирует весь мир, будучи в то же время одним из его объектов. Объявляя объективный мир трансценденцией, философ сохраняет за собой предпосылку его тождественности в многообразии сознательных переживаний. Вдобавок, в сердце конституируемой сознанием ноэмы инкапсулируется метафизическое наследство в виде представления о самотождественном «предметном Х», которое не обеспечено очевидностью, но зато надежно охраняет феноменологию сознания от безвыходного солипсизма.
Чаще всего основатель феноменологии использует выражение «мир» в качестве технического термина для обозначения универсума сущего. Наиболее лаконичную формулировку такого понимания можно встретить в «Опыте и суждении»: «Мир – это универсум вещей»[2]. Выделив специфику «окружающего мира» как личностного и социального, Гуссерль расширяет понятие «вещей» мира за счет включения культурно-исторических реалий, других личностей и сообществ. Так постепенно совершается переход к пониманию мира как «духовного явления», как смыслообразования. Тем не менее в гуссерлевской концепции остается неизменным главное: мир «естественной» или «персоналистической» установки — это мир, постигаемый сквозь призму единичностей. Опыт единичностей неизбежно фундирует опыт мира: «чтобы схватить мир как предмет опыта, мы должны ранее схватить отдельные реальности мира», — говорит Гуссерль на лекциях по феноменологической психологии[3]. Это вполне закономерно, если мыслить мир как сумму или даже как систему вещей. Со времен «Логических исследований» целое для Гуссерля – это всегда целое частей.
Кажущуюся самопонятность этой трактовки опыта мира можно развеять, опираясь на уроки феноменологического видения, данные самим же Гуссерлем. Созерцательное схватывание какой-либо обособленной вещи сопряжено с вычленением ее из соприсутствующего окружения и представляет собой многосложный, фундированный акт. Такое схватывание на поверку всегда уже есть выхватывание. Вещь может встретиться взгляду, только если заранее раскрыт некий вещный мир. Причем принципиально: не «поле восприятия», а целый мир. И не столько потому, что понятие вещи не ограничивается вещами восприятия, сколько в силу несамостоятельности самого этого «поля». Таким образом, мир как целое нельзя получить калькуляцией частей: с одной стороны, он всегда «больше» их суммы, а с другой, — всегда «проще» и исходнее.
В рефлективной установке мир понимается Гуссерлем как тотальный горизонт, предданный всякому тематизируемому феномену.[4] В «Кризисе европейских наук» особо подчеркивается положение о совершенно неотмысливаемой предданности жизненного мира по отношению к любой сфере человеческой жизнедеятельности, как практической, так и теоретической. Возникает вопрос: в каком опыте может быть открыт предданный мир как мир? Рефлексия может схватить лишь идею мирогоризонта, «сам» тотальный горизонт не может быть ею охвачен уже потому, что он не исчерпывается актуальными датами и полагается как бесконечно открытый.[5] Но если мир (в особенности, жизненный мир) не без оснований разумеется как абсолютно предданный, то он должен быть открыт до всякой рефлексии. Как же он открыт? Мы тщетно ищем ответ на этот вопрос в феноменологии Гуссерля.
В фундаментальной онтологии Хайдеггера феномен мира становится отдельной темой, которая, впрочем, встроена в более широкую проблематику бытия-в-мире и смысла бытия как такового. С самого начала Хайдеггер ориентируется на мировость мира как целостность, не сводимую к сумме частей, но определяющую эти части. Какое-либо сущее может показать себя лишь постольку, поскольку мир уже «имеется»[6]. Но дело здесь не только в порядке опыта. Утверждению Гуссерля о том, что мир — это «совокупность» сущего, Хайдеггер противопоставляет тезис: мир — это «открытость сущего как такового в целом»[7]. В чем здесь разница? Разница в том, что совокупность сущего имеет ту же «реальность», что и отдельное сущее из этой совокупности, тогда как открытость сущего в целом представляет уже не сущее, но бытие сущего. Мир и вещь онтологически различны. Это «онтологическое различие» Хайдеггер считает ключевым для понимания проблемы мира[8]. Бытийный характер мира, по Хайдеггеру, невозможно выявить не только путем описания внутримирного сущего, но и путем истолкования бытия этого сущего. В обоих «способах подступа» мир хотя и различным образом, но уже всегда предполагается[9]. Мы имеем дело с миром (объективным, личным, интерсубъективным или каким-либо вымышленным), живем «в» нем и «им» прежде, чем практически используем или теоретически постигаем то или иное внутримирное сущее. Во всяком обращении с сущим «внутри» мира заранее набросаны связи значения между отдельными вещами. Другими словами, сущее встречается в мире как сущее сквозь предначертанную взаимосвязь отсылок, которые имеют характер значений, например, значений «для-того-чтобы», если речь идет о подручных вещах окружающего мира. Лишь в структуре взаимных отсылок вещи становятся вещами мира. Онтологически первичная структура значимых отсылок — значимость — и составляет то, что Хайдеггер именует мировостью мира. Значимость, составляющая бытие мира, в свою очередь, есть не совокупность значений, но целостность их взаимосвязи. Таким образом, мировость мира — это целостный феномен.
[/9][/8][/7][/6][/5][/4][/3][/2]
Феномен настроения
|
Статья / Философия / О философии / Феномен настроения
|
Назад в раздел
Самые интересные новости:
загрузка...
|
