Расстроенная медитация
Расстроенная медитация, или размышление о конце мысли
Известно, что медитация, как "интенсивное, проникающее вглубь размышление, погружение умом в предмет или идею, достигается путем сосредоточенности на одном объекте и устранения всех факторов, рассеивающих внимание, как внешних (звук, свет), так и внутренних (физическое, эмоциональное и другое напряжение)"[1]. Цель медитации – выход за пределы логически структурированного сознания, с тем чтобы попытаться взаимодействовать с миром не через умозрение, а непосредственно, входя в него, сливаясь с ним. Медитация определяется еще и как способ расширения сознания, путешествие по неведомым глубинам его. Только "преодоление" предполагает то, что преодолевается, а путешествие по глубинам лабиринта сознания – причину, или цель. Эта причина может состояться в качестве содержания, или предмета, познания, но возможна и как воля, т.е. предполагать какое–то стремление.
К примеру, в случае Жоржа Батая, чье "путешествие" содержит целью выражение в письме точного опыта мысли: "глубинная мысль" для Батая распознается как чувство мысли, а по отношению к чувству, как известно, если и нельзя говорить о предметной определенности, то есть что сказать об определенности воления. Этот пример интересен для рассматриваемого в настоящем эссе "расстроенного" концепта еще и тем, что помогает вывести размышление о конце мысли за рамки любого противоположения: движения и покоя, материи и мысли, созерцания, интуитивно схватывающего свои "содержания", и дискурса, разбивающего мысль на ряды слов. Такой "выход" здесь опробуется в качестве концепта, отсылающего к проблеме мысли, конец которой "есть" все же и какое–то начало.
Понятно, что не о феномене медитации пойдет речь, так как за расстроенной медитацией вовсе не стоит то традиционное медитирование, которое не состоялось или которое расстроили, внезапно прервав. Речь пойдет о концепте, казалось бы, выстраивающем собой некоторый план мысли, и этот план, способный, однако, рас–страиваться до бесконечности, пропишем пока по ведомству "сознания". Просматриваемая в концепте бесконечность рас–страивания (= не–до–у–строения) мысли не может быть соотнесена с формальной бесконечностью ряда, как, впрочем, не состоит и в расширении ментального поля. Думается, что рас–строение концепта не обязано и открытию альтернативной способности мыслить. Скорее медитация, в ее традиционном значении, могла бы предстать как такая альтернатива, в ведение которой, как известно, входит "предоставление разуму условий, благоприятных для проявления его высшего потенциала – способности к совершенствованию"[2].
Бесконечность расстраиваемых переходов мысли отнюдь не являет собой альтернативу и традиционной медитации. Расстроенная медитация не подразумевает психического расстройства, нельзя свести ее концепт и к измененному состоянию сознания, сопровождающегося расстройством языкового выражения. Впрочем, опыт рас–строения мысли не обходится без видимых трансформаций языка, а также знает "переход" через состояние (на–строение) ума, где переход обнаруживает само это состояние благодаря его изменению, чувствительному для ума. Известно, что измененное состояние сознания предполагают фасцинацию, то есть внешнее воздействие объекта на организацию предметно–языкового ряда мысли. Фасцинирующий предмет может рассматриваться и как то, что производит и удерживает собой соответствующее ему состояние сознания, т.е. настроенность мысли. Объект может быть дан в наличии или быть воображаемым.
Дело не в том, что расстроенная медитация не озабочена каким–либо наличием объекта, скорее он не имеется здесь ввиду. Похоже это на то, как если бы нечто, казалось, способное составить некоторое содержание мысли, постоянно выскальзывало из поля зрения, заставляя само это поле постоянно перестраиваться. Но тогда происходило бы какое–то неуловимое рас–страивание соответствия "предмета" и "мысли", "языка" и "смысла", означаемого и означающего, продуктивное для текста, который здесь пишется, но сомнительное для сознания. Обратим внимание на то, что фасцинация всецело обязана интенции сознания, которая предполагает какое–то сосредоточение на избираемом объекте. Способность к концентрации является одним из основополагающих принципов "практической духовности". Сосредоточение "начинается" с различения Я и не–Я внутри сознания, когда во внешний объект оказывается перемещенным то, что составляет ложную субъективность – разум и тело. При всей "альтернативности" западноевропейской рациональности практическая духовность не отменяет принципа субъекта, но только изменяет направление его умственной деятельности: не вовне, но внутрь себя, в поисках мира внутри себя.
[/2][/1]
Расстроенная медитация
|
